— …так вы не друзья и не враги?
Большая чашка горячего чая ударила в лицо белым паром, и даже его голос звучал так, словно он был горячим паром. Линь Сан впервые узнала, что Ху Чан так любит пить чай – было ли слишком мало шансов, что они смогли поладить друг с другом, или она забыла об этом через долгое время?
«Я не знаю, что это такое», — сказала она с кривой улыбкой. «В любом случае, он не должен меня убивать».
Ху Чан держал чашку и задумчиво кивнул.
После усердия Божией любви его облик изменился: лишнее мясо на его теле, когда его воспитывали как «скота», не знаю, когда оно стерлось, а кожа заточилась от ветра и песка. Тонкие линии. Очевидно, он больше не близорук, но по-прежнему носит очки, хотя одна из линз пуста; только глаза, опустившиеся от худобы, все еще светятся той же теплотой и упрямством. Глаза.
Когда я думаю о приключениях чрезвычайно теплого ада, становится ясно, что это похоже на вчерашний полдень. Когда я снова увидел Ху Чаншана, мне показалось, что я вернулся в свое время. А пока ожили все воспоминания о том времени: борьба, кровь, зависимость, смех, запах и звездное небо...
"А вы?"
Замолчав на несколько секунд от своих чувств, Линь Санджиу поднял голову, и его глаза скользнули по молчаливой группе людей позади него. «Ты... что случилось? Как ты прожил эти годы?»
Ху Чаншан, как и она, только что сообщил о такой же горькой улыбке.
«Я не знаю, повезло мне или не повезло». Он вздохнул и повертел чашку в руке. «Третий мир Судного дня, который я испытал, был центром двенадцати миров. В то время меня считали редкостью. Я поймал его... Я помню, когда меня впервые продали, это было на аукционе. С тех пор, Я редко покидал 12-й мир».
Линь Санджиу облизал губы и слушал, не говоря ни слова.
«Меня переносили четыре или пять раз. Хотя я тоже сражался яростно, я тоже сбил с ног не одного человека… но моя базовая эволюция — это действительно драг-энд-гоу. Кроме того, у меня нет никаких специальных предметов, и мне не разрешают.Да вообще-то сегодня я не знаю, какие у меня отношения с теми покупателями... Они знают, что я отличаюсь от товара, меня хотят использовать, и у меня есть остерегаться меня; некоторые люди тоже будут заботиться. Это особенно хорошо для меня. Это лучше, чем средний человек. Я надеюсь, что смогу подчиниться ему. Но большинство покупателей все еще не хотят, чтобы я последовал их примеру. Я думаю, мне следует не позволяй другим знать, что я все время говорю. Это правда?»
Ху Чан, кажется, был слишком обеспокоен теми днями, когда он постоянно переходил из рук в руки. Лицо его было спокойно, но он сделал глоток чая. Он удовлетворенно выплюнул поток теплого белого воздуха и тихо сказал: «Если вы хотите дать этому определение, то для покупателей я должен быть смесью товаров, рабов и работников».
Линь Саньшуй склонил голову и глубоко вздохнул.
«Вы много страдали?»
«Трудно говорить о страданиях», — медленно произнес Ху Чан, очень тихо. «Ведь мне самому не приходится рисковать, и мои жизненные ресурсы в изобилии. Но за столько лет я ни разу не смог взглянуть на то, что хочу увидеть. Пейзаж, займи то место, которое я хочу. сходить один раз - хотя день и кончился, но это не похоже на мою собственную жизнь».
Он поднял глаза на горячий пар и, казалось, немного поплыл. В процессе превращения в предмет должен возникнуть более болезненный и невыносимый опыт; но он не упомянул об этом. Кажется, больше всего его волнует то, что он пропустил по дороге.
«Вы хотите избавиться от учителя марионеток?» Линь Саньшуй холодно поднял глаза, немного желая спросить: «Если хочешь, я помогу тебе…»
«Ах, все в порядке». Неожиданно Ху часто махал рукой. «Учитель марионеток… он не такой, как другие покупатели».
Линь Санджиу с небольшим сомнением поднял брови, но Ху Чан не стал продолжать говорить, почему учитель марионеток «не совсем тот»; он поставил чашку, не намеренно перевел тему, а честно признался: «Я не думаю, что ему хотелось бы так говорить о нем за моей спиной, поэтому я тебе не скажу».
Эта прямота, которая была непреднамеренно раскрыта, казалось, заставляла людей видеть тень Ху, который всегда находился в ранние часы ада.
«Хорошо», — Линь Санджиу не смог сдержать улыбку. "У меня есть подруга по имени Богемия. Я сейчас смотрю на куклу в медицинском кабинете. Так что можешь не волноваться, передохни и отдохни... ...что нужно, просто скажи в Шейлс».
Ху Чан слегка покраснел и немного смущенно улыбнулся: «Ну… ты все тот же, что и раньше, не меняющийся».
разве нет?
Линь Санджиу внезапно ошеломился. Она смутно чувствовала, что на ее месте что-то незаметно изменилось, но не могла сказать почему - просто отпустила эту мысль и вздохнула: "Есть еще кое-что... это о судном миропорядке. Но Это длинная история, - она посмотрела на цвет неба в потолочном люке наверху чайной. - Я собираюсь выйти однажды, давай поговорим об этом, когда вернусь.
Ху часто кивал, бережно держа чашку и следуя указаниям Шейлза.
Несмотря на то, что на космическом корабле сейчас находятся семь живых людей и большая группа кукол, исход по-прежнему выглядит таким открытым и пустым, что добавляет немного большей популярности. Линь Санджиу не позвонил в одноподвесную кабину, а медленно пошел по длинному тихому коридору; она хмурилась по дороге, только мысли и шаги уплывали пустыми, как будто весь космический корабль В ней остался только один человек.
Вернувшись в комнату, она надела полный черный боевой костюм - похоже, на упаковке была написана форма полевой команды страны. Толстая резиновая подошва ботинок легкая и прочная, а звук пола почти невыразим; ремень пристегнут, специальные предметы подсчитаны и проверен черный задний карман, оставленный для нее Спартаном. Лин Сан Вино под названием Шале.
— Спартанец еще не проснулся?
— Нет, — тихо ответил Шейлз. — Нужно его разбудить?
Похоже, он не просто «устал» — Линь Санджиу вспомнил **** удушье своего тела.
«Нет, нет. Пусть он пойдет спать».
Линь Санджиу надел на спину черную сумку и завязал галстук на груди. Пистолет лежал у нее на спине твердый и тяжелый, а прохлада обоймы плотно прилегала к ее талии через ткань.
«Сначала я не планировал идти с ним».
